Они встретились неподалеку от воинской части... Сразу же за казармами, в небольшом перелеске, после дождей появлялись целые выводки сыроежек. Ломкие и хрупкие, они не представляли особой ценности для настоящего грибника. Но если их аккуратно укладывать в плетеную корзину, то вполне можно было донести домой - целыми и невредимыми.
      Мальчик любил собирать сыроежки. Солдат не любил, потому что у него не было такой удобной корзины, как у мальчика, и его сыроежки ломались и крошились. Командир не любил грибное крошево, и всякий раз солдату приходилось отдуваться за свою нерасторопность.
      Они не впервые встречаются в этом перелеске, и солдат всегда удивлялся, что у мальчика грибы один к одному, а у него глядеть тошно.
      И однажды мальчик, сжалившись над солдатом, пообещал подарить ему точно такую же корзину. А солдат пообещал сделать ответный подарок - значки и, если удастся, то и самый настоящий солдатский ремень.
      И вот сегодня у них должен был произойти обмен... Завидев мальчика, солдат, продираясь сквозь заросли, поспешил к нему.
      - Ну что, малый, принес?
      - Ага. А где ты был? Почему опоздал? Я вот тут для тебя набрал почти полную корзину грибов.
      - Это ты раньше пришел, а у меня - служба, - важно сказал солдат.
      - Мне не терпелось получить значки.
      - Вот они, - протягивает солдат горсть побрякушек. Значков было штук девять и все разные.
      - А ремень?
      - Ишь, какой шустрый! Его знаешь, как трудно достать? Может, получится в другой раз... Мальчик вздохнул.
      - Да ты не переживай. Я - человек слова. Не только ремень будет, еще и пилотка... со звездочкой.
      - Честное солдатское? - с замиранием сердца спрашивает мальчик.
      - Я похож на трепло? - красноречиво кивнул он на значки.
      Мальчик даже подскочил от восторга, что, быть может, уже завтра или пускай через три дня он, наконец-то, станет обладателем самого настоящего солдатского ремня да к тому же еще и пилотки.
      - Ух, ты!
      Не в состоянии скрыть восторга, он тоже хочет что-то сделать для солдата. Корзина не в счет, она мелочь по сравнению с теми чудесными вещами, при виде которых любой пацан с их улицы ну просто лопнет от зависти.
      - А ты? Что хочешь ты? Я для тебя все... ну все-все, что скажешь.
      Солдат опускается в высокий и густой папоротник, жестом указывая мальчику сесть рядом. Закурив, предлагает сигарету юному приятелю.
      - Я не курю вообще-то, - растерянно говорит мальчик, - но если нужно...
      - Молодец, не нужно. Тебе сколько лет?
      - Скоро одиннадцать. А тебе?
      - Девятнадцать...
      - Когда и мне будет столько, я тоже солдатом стану. А здорово быть солдатом?
      - Не очень, усмехнувшись чему-то своему, гладит он мальчика по голове.
      - У тебя отличные волосы - светлые и нежные, как пушинки.
      - Мне не нравятся.
      - Почему?
      - Девчачьи. Пацаны дразнятся...
      - Они дураки - твои пацаны и ничего не понимают в жизни. - Так что бы ты хотел дать мне взамен пилотки? - возвращается солдат к началу разговора, продолжая перебирать грубыми пальцами волосы мальчика.
      - Не знаю... Лучше ты сам скажи, чего хочешь.
      - Ты ведь добрый мальчик и все отдашь дяде солдату? У тебя такие волосы...
      - Ты хочешь мои волосы? - изумился мальчик. - Вообще-то я могу постричься наголо и принести их тебе...
      - Ну, вот еще придумал! - сердится солдат. - Мне нравится, когда они растут на твоей голове, - и, не сдержав порыва, целует мальчика в самую макушку.
      Мальчик инстинктивно прижимается к солдату, как если бы это был старший брат. Как бы ему хотелось иметь такого друга!
      Сегодня ночью ему приснился этот солдат, точнее его запах...
      "Может потому, что я так сильно мечтал о значках и ремне?" - решил про себя мальчик.
      И теперь он почти слился с ним и ему нравится, как солдат гладит его голову, тонюсенькую шею, трется своей чуть шершавой щекой о его щеку.
      У солдата очень большая и грубая ладонь. Особенно это чувствуется, когда он просовывает ее мальчику под рубашку, поглаживая спину и опуская руку под резинку трико, поочередно сжимая то одну, то другую ягодицы.
      А еще от солдата пахнет табаком и потом, и от этих запахов у мальчика становится тревожно на душе. Нет, не страшно, а именно тревожно. А солдату нравится вдыхать запах мальчика, так похожего на девочку.
      Он целует мальчика в розовые, чуть влажные губы. И каждый последующий поцелуй длится дольше предыдущего. При этом мальчику кажется, что солдат дрожит. И хотя ему не очень-то нравятся эти поцелуи, а если честно, то и вовсе не нравятся, однако он не сопротивляется, боясь обидеть своего щедрого друга.
      Неожиданно солдат подносит указательный палец к своему виску и со словами "пиф-паф" вытягивается во весь рост на влажной траве. Мальчик смеется, потом тоже делает себе "пиф-паф" и падает рядом с солдатом.
      Тот подхватывает сильными руками легкое тело мальчика и укладывает его на себя. - Земля холодная - простудишься, - объясняет он.
      - А ты не простудишься?
      - Нет. Я закаленный и горячий.
      - А я разве холодный?
      - Не знаю, - усмехается солдат. - Это еще надо проверить...
      - У всех людей температура тела одинаковая, - рассудительно говорит мальчик, уютно устроившись на большом теле солдата. - Если, конечно, кто-то не болен гриппом.
      - Ну, если одинаковая, тогда мы по очереди будем лежать друг на друге, чтобы не заболеть. Согласен?
      - Ага! А ты не раздавишь меня? Ты такой большой и сильный...
      - Ну вот, еще и обижаешься, когда пацаны обзывают девчонкой. Какой же ты будущий солдат, если боишься, - разочарованно зевнул солдат.
      - Я не боюсь! Ты не думай...
      - А вот мы сейчас проверим, - говорит солдат и крепко сжимает его в своих объятиях. - Больно?
      - Не а...
      - А сейчас?
      - Я же сильный!
      - Люблю таких сильных парней, как ты. Хочешь дружить по настоящему?
      - Да! - задыхается от счастья мальчик. По правде говоря, он не знает, как могут дружить солдат и мальчик. Но ему всегда хотелось иметь настоящего друга - сильного и доброго, с которым можно было бы говорить на равных, такого, как этот солдат. Он совсем не зазнается и еще позволяет на нем лежать...
      - Поцелуй меня, - просит солдат.
      - А разве друзья целуются? - удивляется мальчик. - Целуются тети с дядями.

      - Если друзья настоящие, они тоже целуются.
      - Самые - самые настоящие? - уточняет мальчик.
      - Ну да, - нетерпеливо говорит солдат, - если ты, конечно, не против быть самым-самым... - А ты? Ты не против?
      - Я же позволил тебе лечь на меня. Такое только очень близким друзьям позволяют.
      - Я хочу быть твоим другом, сильно хочу! - признается мальчик и целует солдата в губы.
      - Еще, - заплетающимся языком просит солдат, - пожалуйста, еще. Я сильно хочу... быть твоим другом.
      И снова мальчик целует его. И тогда солдат, не выпуская его губ из своих, переворачивает мальчика на спину, осторожно подминая под себя.
      - Тебе не больно? - шепчет он.
      - Нет. Ты не слишком тяжелый.
      - Вот и хорошо. А теперь угадай, чего я больше всего на свете хочу. Ты - пилотку и ремень. А я?
      - Не знаю... Он еще не успел подумать, чего может хотеть солдат, как услышал:
      - Целовать тебя всего.
      - Но ты и я... мы и так целуемся.
      -Какой ты еще глупый. Я же сказал: всего...
      Мальчик и не заметил, как солдат стянул с него спортивное трико и теперь жадно целует те места, которые еще минуту назад скрывали трусики.
      Недоразвитый клювик мальчика оказывается во рту солдата. Ему щекотно и немножко стыдно. Но если его друг так хочет... Разве он может ему отказать?
      Между тем, членик его уже так набух, как это часто случается по утрам, когда мальчику хочется пи-пи.
      В такие минуты клювик становится твердым-претвердым, и раза в два больше, чем обычно, когда не хочется пи-пи.
      Вспомнив об этом, мальчик испугался: если он не выдержит, то может написать прямо в рот другу и тогда их дружбе конец.
      - Не надо, - просит он. - Тебе разве не противно? Целуй лучше в губы.
      Солдат пощекотал влажным и горячим языком набухший кончик детского перчика, не охотно оторвался от этого занятия и лишь после этого сказал:
      - Совсем не противно. С чего ты взял? Ведь я твой друг. Настоящий! А ты - нет.
      - Почему? - удивляется мальчик.
      - Потому что ты не хочешь целовать меня сюда, - дрожащей рукой солдат расстегивает ширинку и из нее выныривает нечто такое громадное, чего мальчику до этого мига еще не доводилось видеть.
      От неожиданности от вздрагивает и в страхе зажмуривается. И лишь спустя минуту, до него доходит: это то же самое, что и у него, только раз в пять или семь больше.
      - Ну вот, - прерывает его мысли солдат, - а еще клялся в настоящей дружбе...
      - Я... разве... отказываюсь, - шепчет мальчик. Голос его куда-то исчез. - Но я же не знал, что ты любишь... ну... когда целуют твою пипиську.
      - Пипиську? Ну да... я понял!
      Он огорченно вздыхает, медленно запихивает обратно в штаны сильно возбужденный и оттого не послушный член, всем своим видом выказывая обиду и, давая понять, что поищет себе приятеля в другом месте.
      - Не надо, - испуганно шепчет мальчик. - Не обижайся и не прячь его. Я буду целовать сколько ты захочешь, хоть час, хоть два. А хочешь - до самого вечера. И завтра тоже, и всегда. - Он чуть ли не плачет: так ему обидно потерять друга.
      Из-за таких пустяков их только что зародившаяся, еще такая хрупкая, как молоденькая сыроежка, дружба может превратиться в грибное крошево.
      - Сладкий мой, - гладит его солдат, - не плачь. Я же - человек слова, и мы будем дружить сколько ты захочешь.
      Он берет мальчика за шею и нежно, но твердо притягивает его голову к своему члену. - Целуй сколько сможешь...
      Мальчик неуклюже обхватил маленькими ладошками солдатский фаллос и чмокнул в толстенную, словно груша, головку. Из дырочки, что посреди головки, выкатилась прозрачная капелька и застыла.
      Мальчику показалось, что солдат тоже хочет пи-пи, и он на миг перестал целовать эту пылающую каким-то удивительным огнем грушу, пахнущую почти так же, как губы солдата... - Целуй! Чего же ты? - нетерпеливо говорит солдат. И мальчик целует его в эту капельку. - Возьми конец в ротик! - командует тот.
      Головка сразу же заняла весь рот и на большее там попросту не хватило бы места, даже для той капельки. Поэтому мальчик не столько испугался, сколько удивился, когда его рот стал быстро наполняться чем-то вязким и теплым, похожим на кисель.
      Но эта жидкость по вкусу совсем не походила на кисель: она не была сладкой, она не была горькой или соленой... Она была как будто бы совершенно безвкусной. И в то же время некий необъяснимый привкус в ней мальчик уловил.
      Что-то едва уловимое и давно забытое... не совсем такое, но похожее...
      - Глотай скорее! Ну же! - сквозь дикие всхрапы выкрикивает солдат.
      Мальчик послушно глотает, но оно все не кончается.
      "Чудно, - думает он, - почему так дергается и стонет солдат? Если ему больно, почему он не вытащит свою пипиську изо рта? А может, ему приятно, вот он и стонет. Может, всем дядям и солдатам с большими пиписьками очень сладко, когда они суют их кому-нибудь в рот? И почему они у них такие большие? Это же так не удобно, когда такие большие. Даже во рту не помещаются. И в трусиках им тесно... А моя пиписька поместилась у него вся целиком, даже с яичками. Я же чувствовал, как было горячо. Но почему тогда я не стонал? И почему у меня ничего такого не текло, а у него продолжает течь?"
      В его голове роилась тысяча вопросов, и ни на один из них он не находил ответа. Конечно, он мог бы прямо сейчас задать их солдату, но как, если рот занят этой набухшей головкой, которую солдат и не думает вынимать.
      Сам же он не может выплюнуть ее, потому что солдат цепко держит его за шею - головы не повернуть. И стонет, стонет...
      Но вот мальчик кончил глотать, во рту стало свободнее, головка сделалась помягче. И хотя он продолжал посасывать эту странную соску, из нее, наконец, перестало капать.

Звони скорее! Просто подними трубку и набери номер, всё остальное девушка сделает сама. У нас девушки на любой вкус - блондинки, брюнетки, рыжие, худенькие, полные, ... Скорее утоли свой секуальный голод! Вход »