- Госпожа! - хрипел он. - О, Госпожа! Простите меня, милостивая Гос-пожа!
     Когда я достигла оргазма, он, весь исполосованный моей плеткой, похо-же, тоже дошел до "точки росы" и секундой позже уже тихо лежал ничком, поджав под себя ноги и вздрагивая всем телом.
     Уставшая, но счастливая от переполнявших меня совершенно новых ощущений, я свалилась в кресло, тяжело дыша и поправляя разметавшиеся во-лосы. Пока мы отдыхали, я обдумывала, как жить дальше. Мое новое положе-ние сулило много приятного. Мне казалось справедливым освободить себя от некоторых обязанностей, переложив их на могучие плечи раба. Я подумала, что справедливости ради раб должен не только удовлетворять сексуальные запросы Госпожи, но и в быту обслуживать Ее. Дело Повелительницы - повелевать. От этих приятных мыслей мне стало весело, и я с благодарностью подумала о сво-ей судьбе, так вдруг обласкавшей меня, высветившей из толпы мне подобных золотым лучом счастья.
     - Раб! - томно позвала я. Он оторвал от пола голову и поднял на меня глаза пса, светящиеся радостью оттого, что его позвала хозяйка.
     - Слушаю, Ваше Величество! - с готовностью откликнулся он.
     В его голосе было напряжение, вызванное, как мне кажется, боязнью быть отвергнутым мною. Это вновь наполнил мое сердце гордым ликованием. Мне было чем гордиться. Я заслужила свое торжество. Я не торопилась разре-шить его сомнения. Он должен всегда быть в напряжении. Следует всегда не додавать рабу, а лучше - просто лишать его страстно им желаемого. Он должен служить моим прихотям, а не я - его, и в идеале счастьем для него должно быть удовлетворение именно моих потребностей. А вот я, кажется, увлеклась в пер-вом же общении с рабом. Я позволила ему удовлетвориться без моего на то всемилостивейшего позволения. Это огромная ошибка, исправить которую мо-жет только его молодая нерастраченная страсть. Хорошо еще, что он целовал лишь чулки, не касаясь моей нежной кожи и упругого тела. Вот что оставит его в состоянии неудовлетворенного желания. Впредь следует запретить ему удов-летворяться без специального на то разрешения. Он должен вымаливать это, а не пользоваться временной потерей моего над ним контроля. Все эти мысли прошли молнией, и через миг я уже знала, как должна себя вести. Я подняла его подбородок довольно длинной ручкой плетки и менторским тоном произнесла:
     Я преподнесла тебе небольшой урок послушания. Поскольку ты прови-нился впервые, я тебя великодушно прощаю. В следующий раз ты будешь серь-езно наказан. И еще, самое главное: если ты еще раз позволишь себе забыться, как сейчас, и: ну, сам понимаешь - в самый ответственный момент покинешь свою Госпожу, я свяжу тебя крепко-накрепко и оставлю так на день-два без своего общества. Впрочем, я - великодушная и предоставляю тебе выбор: ты можешь просто уматывать из моей жизни не на день связанным, а навсегда - свободным.
     - Не надо, Госпожа, пожалуйста. Господи, ну простите же меня! Я же не хотел! Так случилось: Умоляю: что угодно, только не гоните меня! - он бук-вально рыдал, распластавшись у моих ног и утюжа лбом линолеум.
     Я умилялась, наблюдая бурные излияния его чувств ко мне. Конечно же, его отчаяние так мило выражалось, что не могло оставить меня равнодушной. Ну, как я могла ему запретить любить меня, страдать за любовь? Я закурила си-гарету и, пока курила, молча взирала на его страдания, считая их вполне заслу-женными.
     - Не знаю, право: ты меня очень огорчил, ведь твой поступок мож-но расценивать как предательство, - решила я через некоторое время подлить масла в огонь, сжигающий моего раба.
     - Госпожа! Госпожа! Я умаляю Вас! Ну, как мне искупить вину, я больше не могу?! - неистовствовал раб в мое удовольствие. Его лоб оставлял вмятины в полу, и это меня очень забавляло. Он сам наказывал свою горячую голову.
     Решив, что он наказан достаточно, я решила, наконец, проявить вели-кодушие.
     - Я прощаю тебя, но только один раз. И все же мне придется тебя жес-токо наказать за предательство. Предательство несовместимо со званием муж-чины. Я подумаю, как тебя наказать. - Вот как ловко я все представила. Пусть мучается сознанием своего немужского поведения. Ради искупления подобно-го проступка он без раздумий отдаст жизнь.
     - Благодарю Вас, Госпожа! - радостно возопил он, и было не ясно, за что он благодарит: за мое прощение его провинности, или за обещание жесто-ко наказать. Скорее всего, просто за то, что я его не отпихнула, и, коль скоро обещала наказывать, значит, он может рассчитывать на продолжение игры. - Позвольте поцеловать вашу божественную ножку? - с трепетной надеждой и придыханием в голосе попросил он.
     - Нет, не позволю! - строго сказала я. - Лижи пол возле моих ног и будь благодарным за это своей великодушной Госпоже!
     О, богоподобная Госпожа! - с чувством воскликнул он, вновь возбуж-денный моими словами, и уткнулся в пол губами. Он ползал вокруг моих ног и обмусоливал линолеум, касаясь щеками моих стоп.
     "Да, рабу обязательно нужно повторять, что он - раб, и демонстрировать свою над ним власть с помощью сурового наказания. Власть должна быть ощу-тимой духовно и осязаемой телесно. Незыблемость власти поддерживается жестоким подавлением свободы воли". - Взирая сверху вниз на своего покор-ного раба, добросовестно усмиряющего свою гордыню под моими стопами, я имела право философствовать на тему власти. Это, однако, не помешало мне отстегнуть и скрутить с себя обласканные рабом чулки и увлажнившиеся во время игры и утратившие утреннюю свежесть нежно-розовые трусики. Все это я побросала прямо на голову раба.
     - Постираешь это "Лоском", только аккуратно, и не отжимай, а то ис-портишь вещи, - обыденно, будто само собой разумеющееся, промолвила я. - Марш в ванную за мной! - раб покорно пополз за мной на четвереньках.
     Мне нужно было принять душ, и все время, пока я это делала, раб стоял на коленях в обнимку с моими чулками и трусиками, ожидая меня за дверью. Накинув халатик, я проскользнула мимо него, даже не глянув в его сторону, обдавая запахом свежести и туалетной воды и роняя на ходу:
     Приготовишь обед, а то заигрались мы, а уже время обедать. Когда бу-дет готово, постучишь мне. Я пока полежу, почитаю.


     ***

     Как чудесно было растянуться на постели и предаться благородному ни-чегонеделанию! У меня и прежде-то было не много обязанностей по дому, а теперь и вовсе можно сибаритствовать, сколько душе угодно. Можно зани-маться только горячо любимой собой, и уже одним только этим счастливить обожающего тебя раба. Есть, отчего вскружиться голове. Я была действитель-но, как хмельная. Я блаженно потянулась и зажмурилась, как кошка, обласкан-ная хозяйской рукой. Даже читать мне не хотелось, а хотелось придумывать себе и живому "вибратору" новые развлечения. Ведь теперь я в ответе и за не-го - хозяйка должна заботиться о своих вещах. "На сегодня, пожалуй, хватит, - думала я, раскрывая "Письмена Бога" Х. Л. Борхеса. - Нельзя слишком щедро раздавать подаяния: очень скоро оскудеет щедрая рука, да и подаяния, войдя в привычку, станут обыденными, не будут столь восторженно восприниматься принимающим их нищим. Нет, подачки следует выдавать по крохам, с боль-шим перерывом, когда забудется предыдущая, и иссякнет надежда получить следующую. Тогда только и достигается эффект благодеяния. Изголодавшийся нищий за крошку хлеба будет целовать ноги благодетеля. Неделю будем отды-хать, тем временем придумаю сценарий второго акта. Все это время он будет жить трепетной надеждой на продолжение и терпеливо ждать, когда я позво-лю ему быть вибратором, стелькой моего сапога, ковриком у моей кровати, креслом, подставкой для ног, моим личным унитазом. А что? Почему бы и нет? - Последняя мысль показалась не лишенной интереса, во всяком случае, забавной настолько, что приятно щекотало нервы. - "Уменье и труд все пере-трут! - озорно улыбнулась я и подмигнула сама себе в зеркальную дверцу трюмо, стоящего против моей кровати. - Можно многого добиться при жела-нии". - Так в течение часа я с загадочно-блаженной улыбкой лениво перекаты-вала приятные мысли из одной плоскости в другую, рассматривая со всех сто-рон.

     Сценарий на ближайшее время был почти осмыслен, когда в дверь робко постучали, но я не поспешила ответить. Через некоторое время вновь раздался стук.
     - Входи, - вяло, не напрягая голосовых связок, отреагировала, наконец, я.
     Раб вошел и тут же опустился на колени. Я даже не обернулась в его сторону, продолжая разглядывать свою блаженную улыбку в зеркале.
     - У меня все готово, Госпожа, прикажете принести?
     - Да, - спокойно ответила я, не выразив удивления, словно всю жизнь обедала не на кухне, а в постели. - Пододвинь журнальный столик и неси! Что там у тебя?
     - Грибной суп, Госпожа : из пакетика, есть колбаса:
     - Тебе следует повысить уровень сервиса.
     - Мало времени было: - промямлил он, устанавливая передо мной сто-лик.
     - Ты мне дерзишь?! - тут же разгневалась я и влепила ему хлесткую пощечину. Как быстро привыкаем мы к понуканию попавших к нам в зависи-мость несчастных и даже находим в том приятность! Мне уже не нужно было задумываться над тем, что делать, и я мысленно похвалила себя за натураль-ность.
     - Простите, Госпожа! - с огорчением воскликнул он, рухнув на колени. Не желая выглядеть в глазах раба несправедливой, я тут же уравняла в правах его щеки. Теперь, когда румянец украсил обе его щеки, можно было и пообе-дать.
     Обедала я с аппетитом, хотя есть суп в постели было не очень удобно. Раб сидел на полу, и, чтобы он не скучал, время от времени я отламывала ку-сочки колбасы и бросала ему на пол в разные стороны. Он поднимал их прямо ртом, забавно ползая на четвереньках. Кусочки становились все меньше, и ему все труднее становилось отыскивать и подбирать их. Я не могла без смеха на-блюдать за этой уморой. Когда мне надоело, я подозвала его, чтобы сделать не-которые распоряжения.
     - Смотри мне в глаза! Мне нужна вторая плетка, чуть поменьше. И еще, сделаешь ошейник с плетеным поводком, недлинным, в метр-полтора, и этой штукой, которая застегивается, а мне купишь браслет, чтобы можно было эту штуку, которая на поводке, вспомнила: карабин, прикреплять к браслету. Ты будешь ходить с ошейником и на поводке. - Глаза раба, застывшие на мне, за-туманились пеленой поднимающегося желания.
     - Ты все понял?
     - Да, Госпожа.
     - Ты доволен милостями своей Госпожи? - я легко соскочила с постели и проследовала к платяному шкафу.
     - О, милостивая Госпожа! Я счастлив и готов умереть, если это доставит Вашему Величеству какое-то удовольствие! - с чувством воскликнул раб.
     - Хорошо, хорошо, встань лицом в угол, - снисходительно проворковала я. - Я схожу, погуляю, погода-то какая: весна ликует! - на самом деле ликовала я, и просто не могла усидеть в такой день на месте. Мне нужно было пробе-жаться по улицам, поглазеть на витрины магазинов, вылить на прохожих свою радость, улыбаться всем напропалую, делясь своим счастьем. - А ты убери у меня в комнате, чтобы все блистало! Я люблю идеальную чистоту! - я решила не напоминать ему о наказании в случае, если после его уборки мне что-то не понравится. Раб должен сам об этом помнить: он - раб, но не дебил. Полагаю, во все время уборки он будет только об этом и думать, сладко вымучивая себя вопросом: "быть, или не быть" вечерней экзекуции и за что именно он будет наказан.
     - Да, кстати, можешь пообедать, да приготовь хороший ужин. Все это я говорила, натягивая колготы и рейтузы. - Сапоги, плащ! - бросила я, устремля-ясь в прихожую.
     Раб кинулся меня обслуживать, и выполнил все в лучшем виде, так что я позволила ему поцеловать сапог.
     Часа два я порхала по сверкающим лужицами тротуарам и представляла, с каким сладостно-мучительным томлением дожидается меня мой покорный раб. Не удивительно, что я это чувствовала, ведь между Госпожой и ее рабом существует незримая нить, пуповина, по которой перетекают токи желаний. Настоящая Госпожа мазохиста интуитивно чувствует, чт? страстно желает и безмолвно вымаливает у нее раб, заклиная угадать его сокровенные желания.
     "Конечно, можно поработить раба полностью, лишить собственных чувств и желаний, сломать его психику, сделав его, таким образом, только ве-щью для удовлетворения изысканных причуд и садистских наклонностей Гос-пожи, но при этом меняется качество: Госпожа раба-мазохиста становится Гос-пожой-садисткой, истязающей ради своих, и только своих сексуальных утех аб-солютно бездушную вещь. При этом теряется, что называется, положительная обратная связь. Если хочешь оставаться в рамках системы "Госпожа - мазо-хист", чувства раба следует развивать, а не подавлять, в особенности такие, как обожание своей Госпожи, преданность Ей, добровольную самоотверженность, сознательную готовность к самопожертвованию ради удовольствия Госпожи. Приятно повелевать человеком, а не веником", - думала я, проходя мимо па-рикмахерской. Я решила заглянуть, и провела там еще полтора часа, но зато вышла со свежим маникюром и педикюром. Настроение было таким весенним, что хотелось петь и танцевать. Я решила, что не будет лишним в такой радост-ный день побаловать себя бутылочкой белого вермута. Решено - сделано. Те-перь можно было возвращаться домой. С трудом умеряла я свой шаг. Словно на первое свидание несли меня ноги, чуть касаясь земли. Я даже запыхалась, по-дойдя к крыльцу, и нужно было некоторое время постоять и отдышаться. В дом я вошла спокойно и величаво.
     Виктор ожидал меня, стоя на коленях. Я положила сумку с вином на тумбочку в прихожей, сунула ему ногу и залюбовалась точными и бережными движениями его по-мужски красивых рук, освобождающих мои ноги от сапог. Выполнив это, раб чуть отстранился и припал лбом к полу, давая мне возмож-ность пройти в дом. На пороге своей комнаты я остановилась, придирчиво ог-лядывая сверкающую чистотой комнату, и поманила раба.

Звони скорее! Просто подними трубку и набери номер, всё остальное девушка сделает сама. У нас девушки на любой вкус - блондинки, брюнетки, рыжие, худенькие, полные, ... Скорее утоли свой секуальный голод! Вход »